САМЫЙ-САМЫЙ…

(ОЛЕГ МЕНЬШИКОВ)

Прилетевшая на Московский кинофестиваль мировая знаменитость Ванесса Редгрейв спросила организаторов, удастся ли ей повидаться с Олегом Меньшиковым. «Это самый крупный бриллиант вашей кинематографии. Самый-самый», — сказала она, напомнив, что артист получил премию Лоуренса Оливье в Англии, сыграв Есенина в их совместном спектакле «Как она танцевала».
«Самый-самый» — этот хор сопровождал каждое появление российского артиста в пространстве наших предпочтений. Вполне ходовое: самый загадочный и непредсказуемый, культовый, гениальный, в английской прессе — «маниакально завораживающий талант», «играет так, что сойдешь с ума» — о роли Есенина. После выбора фирмой «Лонжин» в качестве лица крупнейшей часовой фирмы Швейцарии — еще и «самый элегантный и интеллигентный русский». Потом начался спад, он вышел из пространства всеобщего восхищения, перестав быть звездой молодежного поколения. И, как часто бывает, возникли разборки: «это не удалось», «что-то мало играет», — поток недоброжелательства сметал все*1. Как живется самому-самому в условиях преследования любовью и неприязнью? Когда возрастанию популярности сопутствует желтый PR, попытки препарировать талант сквозь щель собственных представлений о предмете?
...Я познакомилась с Олегом Меньшиковым после премьеры «Утомленных солнцем» в «Пушкинском». Пела Гурченко, разносили шампанское, аппетитные канапе. На фуршете был представлен бомонд политики, бизнеса, кумиры сцены и экрана. Постановщик Никита Михалков сиял от обвала комплиментов, фильм имел оглушительный успех.
Я подошла поздравить главного исполнителя. Молодой артист, который стоял, помахивая розовой гвоздикой, не выглядел «титулованным» — загорелый, статный, с привлекательным нервным лицом и скованными движениями. Парадный черный костюм, официальный галстук, казалось, сидели на нем отдельно и непривычно. Удивляла и странная неловкость в общении с незнакомым человеком, полное отсутствие самодовольства. Неужто, подумалось, это он только что на экране был столь мстительно беспощаден и так трагически несчастлив? Гипнотическая сила таланта, сметая мои собственные чувства и размышления об увиденном, делала экранную историю абсолютно достоверной.
Прошел год. Мы перезванивались. Я наблюдала феерический взлет карьеры Меньшикова: вручение ему премии «Триумф», награждение несколькими Государственными премиями, «Никой» за лучшую мужскую роль; он был отмечен на фестивалях в Канне, Торонто, на «Кинотавре», на «Балтийской жемчужине». Никита Михалков за фильм «Утомленные солнцем» был удостоен «Оскара». Мы редко, но регулярно встречались с О.М., я бывала на его премьерах, он участвовал в наших «триумфовских» фестивалях в Москве, Тольятти, Париже. Одно его присутствие в фильме или спектакле гарантировало «повышенный спрос». Казалось, к этому баловню судьбы слава сама плывет в руки.
Уже тогда за всенародную любовь Олег Евгеньевич Меньшиков платил сполна. Сумасшедшая поклонница из газового пистолета в подъезде прыснула ему в лицо. Теряя сознание, почти ослепленный, он чудом дополз до дверей соседей. Известен эпизод в дагестанском ауле, когда О.М. с группой «Кавказского пленника» взяли в заложники, требуя выкупа.
О том, чего стоит профессия, может, и рассказывать не стоит? Сегодня мы уже видели много кадров документальных съемок с бесчисленными синяками на теле актрис, которых пороли как бы понарошку, избивали и насиловали, прыгающих с грузовика или идущего поезда актеров со сломанными ногами и ребрами. Бывают и нервные срывы, когда съемки прекращаются, пережидая кризис. Спектакль «Нижинский» (один из шедевров отечественной театральной антрепризы) предполагалось показать, кажется, 40 раз в Москве, столько же — в Питере. Он шел недолго. Меньшиков слег с воспалением легких, затем открылось язвенное кровотечение. Посреди съемок «Кавказского пленника» С. Бодрова-старшего те же боли в желудке, он скрывает приступы, участвуя в тяжелейших силовых эпизодах. Кризисы прерывали и репетиции «Горя от ума», съемки фильма «Восток — Запад» в Париже, «Сибирского цирюльника» в Москве и т.д. и т.п. Обнажая до предела «мильон терзаний» своих героев, О.М. достигает вершин трагедийности за счет сбоев нервной системы.
В какой-то момент к критике творчества присоединяется и аккомпанемент компромата СМИ, которым не дает покоя личная жизнь артиста.
Несколько лет назад Меньшиков сменил квартиру, номера телефонов, появилась охрана. Недаром на вопрос: «Что вам более всего ненавистно?» — он отвечает: «Телефонные звонки».
Так и живется...
Интересуюсь, есть ли люди, которые ему противопоказаны.
— Порой не устраивает предсказуемость ситуаций. Когда понимаю, чего от человека ждать в следующую минуту, возникает острая необходимость перемены. И все же, — добавляет он, — больнее всего для меня — потеря близких. В прямом и переносном смысле. Людей, к которым привык. Хотя вряд ли это обо мне думают.
Меньшиков позволяет себе роскошь жить так, как ему интересно. В кругу артистов, своих близких упоенно весел, безоглядно щедр и легок. Будет до изнеможения играть на рояле, аккомпанируя себе и гостям, хулиганить, петь все песни подряд, при особом настрое — Вертинского. Память на тексты — русские, французские, английские — феноменальная. Но в будничной повседневности может быть мрачен, оскорбительно резок, высокомерен. Как-то сказал: «Я могу быть очень жесток с самыми близкими мне людьми». Незнакомых людей актер попросту избегает, не «пасет» своих поклонников, на престижных тусовках отмалчивается. Востребованный, перегруженный, в какие-то отрезки жизни он любит часами бродить один. В Москве, Лондоне, Париже... О.М. — человек свободный. Внутренне свободный.
У Меньшикова особый талант творить праздник. После каждой премьеры, встречи Нового года, дня рождения он непременно позовет человек пятьдесят, а то и больше, придумает вокруг себя красочное, нарядное действо и будет гулять до утра. Уйдет с последними гостями, с каждым поговорит, одарит тостом. Не помню, чтобы он кому-нибудь испортил веселье своим плохим настроением.
Меньшиков необычайно привязан к родителям. Во время одного из празднеств после премьеры, перехватив его взгляд, спросила: «Что-то случилось?» И он, продолжая держать бокал, с улыбкой на публику кивнул: «Никто же не знает, у нас два дня назад умерла бабушка. Представляете состояние мамы, как я играл спектакли все эти дни и какого труда мне стоило притащить ее сюда!»
Если вы пригласите его на концерт или просмотр: «Вам два билета?», он смущенно попросит четыре. Потом в зале окажется человек восемь его друзей. Для новогоднего бала в Большом театре («Миллениума») дирекция подарила для жюри «Триумфа» несколько столиков. 2000-й мы с А. Вознесенским встретили с И. Чуриковой, Г. Панфиловым, Н. Ананиашвили, Г. Вашадзе, В. Васильевым и Е. Максимовой, Р. Хамдамовым и Р. Литвиновой, Ю. Башметом, М. Жванецким, А. Демидовой, В. Абдрашитовым, Ю. Давыдовым (ныне, увы, покойным) — всего пар пятнадцать. За нашим столиком оказался Олег Меньшиков и его спутница — милая, изящно сложенная, в длинном белом платье с глубоким вырезом. Часа через полтора начались танцы. И тут я увидела Меньшикова в одной из лож первого яруса: обвитый пестрым серпантином, размахивая воздушными шарами, он бурно веселился в своей компании.
О необязательности О.М. ходят легенды. Не позвонил, не пришел, даже начал было репетировать, потом сбежал.
Договариваться с О.М. на неделю вперед бессмысленно. Можно — накануне вечером, а лучше в тот же день, часов этак в двенадцать дня. Похоже, что твердая договоренность для него — та же несвобода.
Он может месяцами отказываться от интервью, не общаться, не отвечать на заманчивые, почти обговоренные предложения будущих режиссеров или продюсеров. Видела, как в жесткой форме отшил двух молоденьких корреспонденток влиятельных газет, приехавших издалека, чтобы написать о нем.
На показ в Париже картины «Кавказский пленник» (в рамках фестиваля «Триумф» в кинотеатре «Бальзак» на Елисейских Полях) к нам пришли Режис Варнье и Анни Жирардо, специально, чтобы посмотреть фильм с О.М. После моего краткого сообщения оба выступили, чтобы предупредить публику, какого великого актера предстоит ей увидеть. Меньшиков переминался с ноги на ногу, затем промямлил несколько дежурных фраз, явно торопясь перейти к показу. После просмотра спрашиваю Варнье:
— А сценарий вашего фильма «Восток — Запад» уже готов? Когда приступаете к съемкам?
— Готов-то готов... Но если откровенно, я до сих пор не могу понять — хочет Олег сниматься или нет.
— Как это?! Уже все газеты написали, что роль врача-эмигранта Алексея Головина играет Меньшиков.
— Написали. А я не могу поручиться. Вот уже сколько времени он вообще не отвечает на звонки, прячется. И в то же время… После съемок «Полетов во сне и наяву» на пресс-конференции Роман Балаян, смеясь, рассказывал:
— Уж так меня запугивали Меньшиковым, так запугивали... Мол, он такой трудный, неточный, с капризным характером, с ним все нервы истреплешь. Полный бред. Я никогда не встречал такого дисциплинированного актера. Ни разу не опоздал, не манкировал. Если бы все были такие! Вторит ему и Сергей Бодров-старший:
— Олег — поразительный актер. Он выполняет всю черную работу, иногда более самоотверженно, чем все. От него трудно добиться согласия, но если он решил — все будет в порядке.
Как-то пообещал мне приехать в Тольятти. Я задумала уговорить его перед показом фильма «Утомленные солнцем»*2 с его участием дать творческий вечер — никогда его зритель не видел одного на сцене целый вечер. Да и вообще, вряд ли в жизнеустройстве О.М. существует понятие «творческий вечер». И все же он не отказался. Честно говоря, плохо представляла, чем ему удастся заполнить эти полтора часа. Ситуация к моменту показа создалась тупиковая: назначенная дата застала О.М. в дагестанском ауле, съемки «Кавказского пленника» дошли до середины. Вырваться оттуда казалось практически невозможно, рядом — война.
Накануне далекий голос, словно из шахты: «Зоя Борисовна, в котором часу я должен быть?» — «В шестнадцать вы уже на сцене».
Он добирался тремя видами транспорта. В три — о чудо! — уже пробовал рояль.
В тот вечер на сцене появился едва узнаваемый Меньшиков, усатый, со слипшимися, всклоченными волосами — дикий горец. А через минуту он преобразился. В пушкинских стихах боль, ревность, ирония. «Я вас люблю, хоть я бешусь, хоть это труд и стыд напрасный...» ...Потом он лихо отстукивал чечетку, пел романсы, то садясь за рояль, то обращаясь к залу с авансцены. И еще минут сорок отвечал на записки. Жаль, что не записали на пленку, — в тот вечер О.М. превзошел сам себя — равных ему не было. Но, видно, не может обойтись без ложки дегтя ни один его успех.
После выступления О.М., во время показа картины, произошло событие, выбившее всех нас из колеи. Показ фильма и выступление Меньшикова заканчивались к 7 вечера. Вслед за этим выступал оркестр во главе с Евгением Колобовым. Обожаемый маэстро всегда притягивал к исполнению самой серьезной музыки людей полярных, разного уровня. И надо же такому случиться, что Меньшикова держали на сцене дольше минут на 40, оркестр Колобова прибыл во время показа «Утомленных». Не знаю, что нашло на музыкантов, но они устроили «бунт», пригрозив, что, если их немедленно (то есть вовремя) не выпустят на сцену, они развернутся и уедут из Тольятти. Директор коллектива вбежала бледная в зал и зашептала мне горячечно: «Зоя Борисовна, надо останавливать картину, оркестр ничего не хочет принимать во внимание». Естественно, подобное кощунство не могло быть мной разрешено. Самовольно они остановили показ картины, объявив публике, что фильм прерывается по техническим причинам, показ будет возобновлен завтра. Но «Утомленные солнцем» — это не та лента, которую, весело разойдясь, можно перенести на другой день. Публика сидела не шелохнувшись. Зал не освобождали. Все надеялись на устранение технической поломки и продолжение.
За кулисами народ переругался, администраторы сваливали вину друг на друга, «пострадавший» Меньшиков не шумел вовсе. Когда шум скандала стихнул, а механики уже готовились остановить показ, он бросил на ходу: «Зоя Борисовна, не волнуйтесь, они этого не сделают». Сделали.
Утром участники фестиваля толпились в вестибюле, поджидая Меньшикова, он улетал обратно в Дагестан. Я прийти не рискнула.
Он постучался в номер, улыбающийся как ни в чем не бывало, гладко выбритый, с зачесанными назад мокрыми волосами, в руках бумажный кулек.
— Зашел попрощаться. Вот, пробежался на рынок, орехи купил. Угощайтесь... Да не расстраивайтесь вы так! Что ж теперь, всю жизнь будем про это вспоминать? Ну, случилось, ну бывает, — уже в дверях оборачивается. — Да, кстати, сегодня же играет Башмет? Поклон ему.
Что это, маска, железная самодисциплина? Не может же Олег Евгеньевич забыть, как оборвали «по техническим причинам» показ фильма на самом кульминационном месте? Или простить режиссеру Х, что, пообещав труппе «814» репетиционный зал, кинул его перед самой премьерой? Невероятно, но это так. Он забудет обиду, посчитает случившееся сутки назад далеко ушедшим. Он выбросит из своего сознания невезучий день, несостоявшийся проект, даже обман. Для него вчерашнего не существует.
А две обиженные корреспондентки все же опубликовали не взятые ими интервью, абсолютно одинаковые, так как скалькировали их из ответов О.М. со сцены.
Что ж, обязательный и необязательный, высокомерный и доступный — кому как повезет с Меньшиковым.
Фаталист, он говорит, что ждет счастливого случая, который развернет его жизнь в новом направлении. Каждый замысел, он уверен, ждет своего часа... «Что быть должно, то быть должно», — полагает и Александр Блок...
Случайностям Олег Евгеньевич действительно обязан многим в жизни.
Грибоедов давно будоражил воображение Меньшикова. К моменту выбора «Горя от ума» своей первой режиссерской работой знал наизусть весь текст. «Не образумлюсь, виноват...» — во мне сразу что-то начинало вибрировать, — признается, — а когда читал монолог Чацкого, шевелились волосы, ничего не мог поделать, не мог остановить слез». Когда-то был разговор и о роли самого Грибоедова в биографическом фильме, задуманном Никитой Михалковым. Не состоялось, быть может, отложилось...
Отдыхая в Португалии, Меньшиков натыкается в журнале «Другие берега» на полный текст «Горя от ума» и мгновенно заболевает пьесой. Судьба режиссерского дебюта Меньшикова была драматична. Рижская премьера, а затем челябинская сопровождались шквальным успехом. Переулок, в котором помещался латвийский Русский театр, был устлан цветами, после спектакля уже плохо движущийся занавес поднимался несчетное количество раз... В тот вечер вместе со зрителями Риги я наблюдала, быть может, один из самых счастливых дней Олега Меньшикова.
А через несколько недель в Москве грянул гром. Без единой репетиции, в необжитом зале, с заболевшим актером, плохо пригнанными декорациями, спектакль «Горе от ума» в Театре им. Моссовета шел со многими непростительными накладками и был встречен прессой почти враждебно. Тон некоторых разносных рецензий граничил с хамством: «вяло, беспомощно», «прославленный Меньшиков повторяется», «пусть не лезет в режиссуру». Как говорят, новоявленному постановщику и мстили: зазнался, дал рецензентам плохие места, проигнорировал показ для прессы.
Не пройдет и месяца, как многие из тех критиков, вновь посмотрев «Горе...», скажут: «Неужто это тот же спектакль? Здорово же он его переработал». А были всего лишь дополнительные прогоны, уточнения мизансцен. Появились и похвалы классиков — С. Юрского, М. Ульянова, М. Козакова, Г. Волчек, П. Фоменко и др.
О своем новом амплуа Меньшиков говорит: «Это, безусловно, этап. Самый важный этап в моей творческой жизни. По всем статьям. Ведь я попробовал себя в другой профессии, которую уже, смею сказать, полюбил и с которой не собираюсь прощаться… Видно, эта профессия режиссерская давно во мне сидела, надо было взять и рвануть себя в это. Новое качество — ответственность за других людей — эта тяжелая ноша оказалась для меня очень радостной. Ты же не просто там имеешь дело с артистами разного возраста, характеров, судьбы. Понимаете, я же претендую на вторжение во внутренний мир человека, с которым работаю. Я не просто претендую, я, так сказать, лезу в этот мир… Сейчас я могу сказать, — добавляет он, — что «Товарищество» уже коллектив. Не знаю, будет ли он завтра, но он есть. Я не ставил задачи сохранения этого коллектива, новую кровь вливать надо обязательно, это должен быть постоянный процесс. А когда мы начинали, общности не было. Несколько друзей и знакомых: Павел Каплевич, Галя Дубовская, Сережа Мигицко, Таня Рудина, Саша Сирин, конечно, Игорь Охлупин, остальные — сплошь чужие люди. Их надо было приручить… Самое главное — было заставить их всех, весь актерский состав, поверить в меня».
«Товарищество 814» — слоган Олега Евгеньевича. Либо один, либо — все вместе. Порой в его жизни возникает кто-то особенный, ближе других, но чаще всего это круг людей. Для О.М. вообще типичен командный принцип устройства жизни. «Сколотилась неплохая компания, мы начали обдумывать спектакль», можно еще прямее: «Мне не так важно, что играть, была б хорошая компания и общий настрой». Командный настрой превалирует во всем. Двумя составами артистов «Горя от ума» и «Кухни» регулярно играют в футбол, любая вечеринка или «культпоход», как помним, тоже — всем «миром». Компания — составная образа жизни. Когда О.М. спросили, что для него «сообщество «Триумфа», — ответил: «"Триумф" — это образ жизни».
Спрашиваю, что для него было самым сложным в «Горе от ума». Отвечает: «Выучиться читать стихи. Непривычность трактовки. Я вдруг подумал, что Фамусов, Скалозуб, Хлестова — люди совсем неплохие, ни в чем они не виноваты. Жили себе в своем мирке, вполне счастливом, и вдруг появляется Чацкий со своими терзаниями, он — совершенно не тот, которого помнили раньше и ожидали. Скорее, для них виноват он, так как исчез надолго... Ну и, конечно, стихотворный, поэтический театр — особенный, его нельзя решать через быт... с баранками, кухонными перепалками».
О быте О.М. думать вообще не любит. Не покупает продуктов, не готовит, ест в ресторанах или в офисе, часто вообще не ест, так как голодает. Некто с женским голосом изредка отвечает на звонки — в квартире убирают, следят за порядком. Вдоль комнаты О.М. — длинная югославская стенка под одежду. Как на шампур, нанизаны пиджаки, темные и светлые, рубашки с модными воротничками и пуговицами — всё фирменное. Время от времени на О.М. надето что-то одно новое: куртка с немыслимой меховой оторочкой, черный свитер с клоунскими рукавами, приталенный светло-серый костюм в полоску, пальто до щиколоток. Он любит черный и белый цвета — самые простые, на вопрос о любимых блюдах отвечает: «Чего только не ел», — но предпочитает лососину и макароны по-флотски и непременно свежевыжатый морковный сок, «только сейчас научился есть всякие салаты». С «лонжинских» времен носит часы на обеих руках. «Самый элегантный» — это обязывает. В комнате Олега Евгеньевича доминируют современная живопись и фотографии близких, коллег, кумиров. По величине снимка и приближенности к центру можно вычислить степень привязанности хозяина к объекту. Удивительно, но гораздо меньше собственных фотографий в ролях. Есть и стеллаж с любимыми книгами, на встроенных полках — видео- и аудиотехника, караоке.
«А как же сверхбытовая «Кухня»? — спросила я. — Готовить-то не любите!» «Никогда не готовлю! А «Кухня»… Мне хотелось с Максимом Курочкиным сочинить спектакль. Открыть какое-то новое драматургическое имя, придумать с ним пьесу, показать на молодых ребятах — вот они, живые. Хотя я согласен со Стрелером, что в театре единственным творцом является драматург. — И чуть помедлив: — Хочу соотнести себя, свое поколение с концом века, быть может, с концом тысячелетия. Как известно, счастье и несчастье были одинаковы — что сейчас, что триста лет назад. Мне хотелось, чтобы в спектакле были наши амбиции, желания, но вовсе не разборки на уровне помойки».
Как только выпустили исключительно насыщенную выдумками постановку «Кухни» — пожалуй, самый зашифрованный тяжеловес меньшиковской режиссуры, — Олег Евгеньевич придумал прощание с «Горем от ума». Во время «похорон» особого веселья не наблюдалось. Спектакль был снят с репертуара на пике успеха (билеты перекупали по 200 долларов). В тот день Грибоедов шел с вкраплениями текста капустника, высмеивались исполнители, пародировались эпизоды, реплики. Больше всех доставалось «шефу». Потом в фойе пели цыгане, разодетые гости отплясывали и закусывали, поздней ночью в скверике Театра им. Моссовета водружали камень: «С 14 сентября 1998 г. по... здесь играли «Горе от ума». Когда музыка отгремела, а мощь воинственных выкриков гостей достигла Зала Чайковского, ко мне подошла Инна Чурикова: «Зоя, зачем он это делает? Как может надоесть такая роль, так сыгранная им? Для меня в любой роли (за редким исключением), когда я выхожу на сцену — все остальное умирает. Я жду этого часа. Без сцены не могла бы существовать».
Да, трудно представить себе Меньшикова, который, как Анни Жирардо, будет играть двадцать семь лет одну и ту же пьесу.
Парадокс, но Меньшиков — не лицедей в привычном смысле слова. Для него сама жизнь, ее взрывное, случайное течение порой важнее сцены. Отсюда и тяга к новым впечатлениям, заставляющая менять театры, окружение, охотно перемещаться в другие страны. Вот что говорит Рустам Ибрагимбеков, написавший для О.М. не одну роль в своих фильмах: «Время от времени появляются актеры, которые могут играть все, это связано с тем, что они личности, соответствующие данной эпохе... Просто появляется человек, личность которого как бы соответствует массовым представлениям о герое, массовой общественной потребности в такого рода герое... Меньшиков совпадает со временем, его аурой и в том своем убеждении, что все-таки мы рождены, мы пришли в мир не для работы, а для жизни... Сам способ существования Меньшикова, его поведение, взаимоотношения с людьми убедили меня на протяжении долгих лет нашего знакомства, что он действительно ставит жизнь выше своего актерского дела... Именно увлеченность жизнью позволяет ему играть все! Благородного героя, обманутого миром одаренного убийцу, несчастного любовника. Он мог бы играть и Отелло, и Яго, Гамлета и Бенедикта из «Много шума из ничего», Иванова из пьесы Чехова и Хлестакова. Разве что не мог бы стать Дездемоной».
Думаю, что Меньшиков не только совпал со временем, но и влиял на него. Его актерская индивидуальность сделала героев такими, которым общество хотело подражать. С появлением О.М. возникли молодые люди, которые презирают, любят и ненавидят «под Меньшикова» и его героев, носят часы и курят, как он (иногда мы на молодежных тусовках перехватываем этот взгляд, исполненный презрения, обожания, неприкаянности или злопамятства).
Что играет Меньшиков? Веселый, покоряюще-обаятельный артист беспощадно точен в жестокости, ненависти и добирается до истязающих душевных пыток героев. Откуда это? Свойство, присущее личности? Или интуитивное постижение сегодняшнего героя и действительности в ее перспективе? Не думаю. Почему-то зло в его интерпретации показано с такой терпимостью. Даже нравственные изгои (Калигула, Митя, Слай) всегда выглядят у него жертвами обстоятельств, вызывая сострадание. Авторский текст, как бы проходя абсорбирование, внутреннее очищение, облагораживается личными качествами артиста. Безусловно, обернувшись назад, в генетике образов, созданных Меньшиковым, мы обнаружим черты байронизма, его «монстры» — родственники Печорина, Чайльд-Гарольда, Онегина, Воланда и Демона, а в «Кавказском пленнике» — еще и Рокки.
Новизна героя Меньшикова в том, что он соединяет интеллигентность облика, порой изысканность манер с беспощадностью поступков и способностью их оправдать. Предельно эмоциональный, легко возбудимый, он играет жестокость и холодность современника, который прошел Афганистан и Чечню, видел смертельные разборки на наших улицах и в подъездах, он гораздо лучше сведущ в «заточках», «арматуре», чем в нелепых для него «сострадании», «гуманизме», «общечеловеческих ценностях». Не ведая об отличиях ампира от барокко, мгновенно отличит «калашников» от УЗИ. Увы, в XXI веке его разрушительная сила обеспечена редкостной обесцененностью человеческой жизни и новейшими технологиями ее уничтожения. Амплитуда возможностей О.М. захватывает и образы прямо противоположные — это люди, отвергнутые обществом и любимыми женщинами, потерянные, которые ищут спасения от одиночества, безысходной неприкаянности. Порой даже в смерти (Слай, «Кавказский пленник»). После монолога Чацкого он уйдет со сцены, обливаясь слезами, и заставит публику неистовствовать, сожалея о бездомности, погубленной молодости этого блестящего юноши, который не вовремя родился. Он вызовет потрясение у зрителя в «Утомленных...», когда, преданный всеми и предавший всех, он попытается вскрыть себе вены, ничего уже не видя впереди. Мало кто из сегодняшних актеров может вызвать такое глубокое сопереживание происходящему на сцене и экране, желание защищать героя, абсолютно веря в истинное существование людей с подобной судьбой.
Задумаемся, что происходит с психикой актера, если его герой, порой его сверстник, проходит через убийства и пытки, отнюдь не только нравственные. Когда проблема «человек или вошь» решается на уровне далеко не психологическом. Накладывает ли подобное перевоплощение отпечаток на внутренний облик человека?
А если к тому же он вечером играет Калигулу, а утром снимается в «Дюба-дюба»? Быть может, поэтому так короток век наших лучших актеров, существующих «на разрыв аорты». И, конечно же, Меньшиков прав, когда, спасая свое «я», хочет принадлежать жизни больше, чем профессии, и в ней ищет ликующе-праздничные ноты.
На вопрос, как удается все это выдерживать, отвечает: «Иногда с трудом. Спорт. Голод. Футбол два раза в неделю. Все говорят: как это, голодать целый пост? А для меня — раз плюнуть: не ем, и все».
Готовясь к режиссуре, О.М. сказал: «Я перечитал все, что нашел: «Театр для людей» Джорджо Стрелера, «Зеркало сцены» Товстоногова, «Блуждающую точку» Брука и, конечно, Станиславского, Вахтангова, Мейерхольда, Брехта, Гоголя и Набокова — несколько раз. И всегда Пушкин. В разные периоды разные увлечения. Было время сильного увлечения Лермонтовым. И вдруг посреди всего этого наткнулся у Эфроса: «Режиссер должен работать весело». Я так обрадовался, когда это прочитал».
Легко можно предположить, что это «весело», помноженное на оптимизм, унаследованный, по словам Меньшикова, от отца, восстанавливает душевное равновесие О.М. после нервных потрясений в трагических ролях. Уходя от быта, он полагает, что «в театре должно быть все красиво, весело и празднично», в рифму с чеховским «В человеке все должно быть прекрасно...»

Не похоже, но Меньшиков — религиозен. И не со вчерашнего дня, когда верующим стало быть модно. Больше десяти лет назад он крестился, вслед за ним крестились его мать и сестра. Отец — до сих пор нет.
Спрашиваю: «Как к вам, взрослому, сложившемуся человеку пришло это?» Отвечает: «У моего поколения воспитывался страх перед церковью, это было во мне, я все время старался обходить храмы стороной, сейчас мне кажется это ужасным, но так было. А произошла эта перемена, ну я не знаю, как-то достаточно быстро: если грубо, в двух словах, я просто в один прекрасный день встал и пошел креститься. Мне было 27 лет… В Сокольниках рядом церковь была. Пришел, а там еще несколько человек стояли. Вот это и произошло».
Я спросила, как у него совмещаются религия и идеология, как воздействует политическая ситуация? Ведь сегодня она влияет, в сущности, на каждого человека. «Меня совершенно не волнуют ни политика, ни экономика, — ответил он. — Я мог бы жить где угодно, при любом режиме и в любом государстве, но хочу жить здесь. Из других стран любимая — Англия». «А вы хотели бы что-нибудь возглавить, стать министром, к примеру?» — продолжала я. В ответ — крик: «Упаси Боже! Да нет же, конечно же нет, не хотел бы!»
Он водит знакомства вне политических убеждений, никогда, даже словесно, не предает близких ему людей. Не позволяет себе злословить об отошедшем на три шага собеседнике — занятие столь приятное и частое в театральной среде. Ему просто не хочется, неинтересно. Даже если выгодно поддакивать, даже если злословящий тебе тоже друг. Невыгодно сегодня хвалить снятого худрука, отставленного начальника. В каком-то официальном интервью недавно сказал о Березовском: «Не знаю про его политику, но как к человеку отношусь к нему с огромной симпатией».
Он может гулять на даче у Михалкова с В.В. Путиным, соприкасаться с высшей властью и абсолютно не стремиться наверх, к сближению.
Олег Евгеньевич не расчетлив в полезных связях, игнорирует противостояния политические и общественные, маловероятно увидеть Меньшикова на трибуне, при слове «борьба» он скучнеет. Сам он принципиально ни за что не борется: либо выжидает, либо отходит в сторону. Упорство лишь художественное. Его способность убеждать одним лишь обаянием, энергетикой и азартом, исходящими от рассказываемых им планов, сразу делает союзником его собеседника.
О.М. сетует на то, что гораздо хуже ориентируется в жизни, чем в театре. «Я даже не знаю, что с этим делать. В театре всегда все представляю, а в жизни жду случая».

Появление Меньшикова в Лондоне тоже было сопряжено с неким стечением обстоятельств. Когда госпожа Редгрейв задумала спектакль об Айседоре Дункан, ей потребовался русский на роль Есенина. Продюсер Роберт Фокс напомнил ей об актере, которого она видела в Москве в роли Калигулы. Самое начало альянса О.М. с Редгрейв складывалось непросто. Незаурядная актриса, звезда, ждала актера, который будет обслуживать ее бенефис в «Айседоре». Возникшее непонимание, порой противостояние, длилось недолго, через неделю актриса уже не помышляла ни о ком другом в этой роли. Читаем свидетельство Вознесенского: «В Меньшикове есть шик профессионала высшей лиги. Я видел его игру в Лондоне, в «Есенине и Айседоре». Спектакль стал гвоздем сезона. Драма некоммуникабельности двух великих любовников решена беспощадно просто... я пришел на спектакль, приглашенный Ванессой, ушел — ошеломленный Меньшиковым».
Там же, в Лондоне, Меньшиков читает дневник Нижинского. Исповедь безумного танцовщика потрясает его. Он сообщает в Москву продюсеру и другу Г. Боголюбовой, что неотступно думает о Нижинском, мечтая что-то из этого сделать. Позже Боголюбова скажет: «Репетиции были сплошным счастьем, у нас образовалась как будто целая семья. Это было незабываемое время».
И с Гоголем тоже О.М. помог случай.
В Англии, после роли Есенина, ему неожиданно предлагают сыграть Ихарева. В отличие от «Как она танцевала», спектакль «Игроки» особого следа в прессе Туманного Альбиона не оставляет.
А фатально закольцованные «Игроки» вернутся к Меньшикову десять лет спустя. Он станет постановщиком и исполнителем роли шулера Утешительного.
«Игроки» — пьеса розыгрышей. Четверо решили надуть весь городок. Розыгрыши, переодевания, мистификации — стихия О.М. на сцене и в жизни. Как появляется старец (в «Утомленных солнцем») с клюкой и в подобии рясы. Бородатый, неузнаваемый, он врывается в дом Головиных, принюхивается, садится за рояль, и только тут все выясняется. Так однажды О.М. пришел в «Дом приемов» в разгар чествования Евгения Кисина. Разряженные гости при виде вошедшего парня, бритоголового, в черном приплюснутом кепарике, недоуменно переглядывались: «Как он просочился?» А бритоголовый, не оглядываясь, прошел в угол, тихо нырнул в кресло. И тут все ахнули: «Да это ж Олег!»
В спектакле Меньшикова в карты режутся достоверно. (Он говорит о себе: «Играл в карты. Достаточно серьезное увлечение. Но я себя остановил, понял, что в этом моя погибель… Вообще я человек азартный, если прихожу в казино, меня оттуда уже не выведешь. Если зашел, то придется посидеть. Рулетка меня влечет меньше всего, мне больше нравится покер. Когда ты открываешь карту и замираешь в ожидании… когда не знаешь, что тебе светит через секунду».) Эпизоды картежных схваток заводят зрителя и актеров. Вполне профессионально тасуют колоду, сдают, со смаком бьют об стол выигрышную карту, от невезения на лбах проступает пот.
Постановка «Игроков», в особенности после мук работы над «Кухней», дала простор фантазии, браваде, дерзости, которые О.М. не удавалось реализовать раньше. Лихо срежиссированные, с виртуозно подобранной музыкой (В. Назаров), в стильных декорациях (декорации изготовлены под руководством Л. Керпека, сценография А. Попова), эта постановка — бесспорный хит «Товарищества 814». Испытываешь наслаждение от пластического разноцветья игры Сухорукова, Татаренкова, Усова, Сирина, Горбунова, истинной слаженности ансамбля.
В театре главное — «единение», говорит Петр Фоменко, почитаемый О.М. со времен постановки «Калигулы». «В театре нельзя ходить, топая каблуками, потому что ты себя затаптываешь. Надо, чтобы с ног до головы актер чувствовал дыхание другого за спиной». Похоже, О.М. удалось создать единый антрепризный коллектив.
«Игроки» были поставлены в рекордные сроки. Актеры рассказывают, что Меньшиков в высокой мере обладает искусством объединения, работает без крика, авралов, без форсирования голоса. «У него феноменальная выдержка». «Если надо, будут работать у него столько, сколько надо, не ропща».

Чего не хватает сегодня Олегу Меньшикову? Для художника такого масштаба и самосжигания нужно обновление мощной режиссурой, крупной личностью. «Я не прочь был бы поработать с ярким режиссером, который развернул бы меня другими сторонами». А они, эти крупные, сегодня все меньше склонны к премьерным артистам, которые, выходя на сцену, сразу попадают в центр внимания публики. Попытка под названием «сам себе режиссер» не может длиться годы. Нижинский, Чацкий, Утешительный, Андрей Соколов и другие — создания двуединого режиссерского процесса: постановщика и актера. Долго ли будет О.М. ставить спектакли и фильмы на самого себя?
«Я бы хотел, чтобы нашелся режиссер, который специально на меня поставил бы фильм. И вообще поработать бы с большим мастером, который во мне что-то раскрутит еще», — мечтает актер.
— А куда денется «Товарищество 814»? — задаю я вопрос.
— Ищу для них что-нибудь интересное, читаю множество пьес. Продолжаю расспрашивать:
— Никита Михалков заявил, что собирается снимать продолжение «Утомленных солнцем». Без вас?
— Вроде бы нет. Встретился, предлагал участвовать в фильме. Я спросил: «Никита Сергеевич, может, вы не в курсе, что меня убили?»
— А что с вашими режиссерскими планами?
— Очевидно, буду играть Фандорина в «Статском советнике», а может, и ставить.
— Это как же? Смеется:
— У меня есть опыт!
К настоящему времени многое из обсуждавшегося тогда сбылось.

Сегодня уже реже говорят о непредсказуемости Меньшикова. Великий молчальник, загадочный персонаж, информация о котором просачивается по капле, — уходит в прошлое. Пусть редко, но он дает интервью, показывается на премьерах и юбилеях, о нем сделаны ТВ-передачи, пишутся книги и портреты в гламурных журналах «Культ личностей» и «Эль». Да и миф о его непредсказуемости родился, как и всякий миф, когда поступки человека не совпадают с привычными стереотипами поведения... Сегодня от него ждут только новых ролей и постановок, исключительность и яркость этой фигуры вызывает интерес, уже не связанный с тайной его образа жизни или поведения, ждут потому, что твердо знают, что в личности этого художника, которому так много отпущено Богом, всегда откроется что-то новое и еще более значительное.
Он — Скорпион, родился под знаком Солнца. «На первый взгляд, — говорится в его гороскопе, — у него есть все, чтобы добиться успеха: живость ума, энергия, сила, из-за характера у него много врагов, но первая трудность для него — жить».
Как-то сложится судьба артиста, рожденного «с солнцем в крови»?

Недавно вхожу в Дом книги на Новом Арбате. Слышу, продавщицы перешептываются:
— Ты думаешь, удобно? Когда еще такой случай выпадет — взять автограф?
Оборачиваюсь. Олег Евгеньевич с двумя фолиантами под мышкой пытается незаметно выскользнуть из магазина. Худой, с обострившимся профилем, темные очки. Как всегда, прячется.
— Конечно, удобно. Догони, догони его! Продавщица выбегает из-за прилавка. Возвращается расстроенная. Не догнала.
2002

---